Алексей Ушаков: Прибыль нас не интересует — только зритель

Алексей Леонидович, вы ведь не сразу стали режиссером?

— Нет, я врач-микрохирург по образованию, преподаватель Тюменской медакадемии. В конце 90-х наш центр микрохирургии оказался нерентабельным, и его закрыли. Основная моя специальность оказалась ненужной. Как раз в это время Марина Владимировна Жабровец набирала новый заочный курс. А я всегда тяготел к искусству: в школьной самодеятельности, в студенческие годы участвовал в спектаклях, потом в КВН. В общем, я получил второе образование, стал режиссером, а по окончании вуза меня сразу пригласили сюда работать преподавателем. В 2005 году был организован собственный экспериментальный театр.

Сколько человек входит в труппу театра?

— Постоянная труппа театра небольшая — 6 человек, близких друг другу по духу. Расширить штат мы не можем, потому что нет финансовых возможностей, да мы к этому и не стремимся. Поэтому многие у нас выполняют несколько функций одновременно: выступают в качестве актеров, художников-оформителей, художников по свету и т.д. Два человека занимаются исключительно технологическими делами. Для крупных проектов мы проводим кастинги и добираем актеров, например, в спектакле «Ромео и Джульетта» участвовало 35 танцоров.

Все члены театра получили профессиональное театральное образование, поэтому я не считаю наш театр любительским. Просто у большинства из нас есть основное место работы, поэтому мы занимаемся театром по вечерам, по ночам, в выходные дни.

Для вас театр — профессия, а не хобби?

— Нет, это не хобби, мы к этому относимся абсолютно профессионально. Мне кажется, что нас не причисляют к значимым тюменским театрам по двум причинам: у нас нет собственного «угла» и мы не работаем от «звонка до звонка».

Тем не менее, в Москве, Санкт-Петербурге, Екатеринбурге про нас знают, показывали сюжеты по «России», по «Первому» каналу. Часто ли тюменские театры показывают по федеральным каналам? Сурдодрама «Сонеты» получила признание на фестивале «Золотая Маска-2009», пройдя отборочный и экспертный туры.

То есть в родном городе вы поддержки не чувствуете?

— Если почитать ежегодные отчеты департамента культуры, то театральное творчество в Тюмени поддерживается! Негинский (директор департамента) в прошлом году делал отчет о культурном развитии города, затрагивал и театральное творчество. И в его отчете говорится: «в Тюмени есть много замечательных театров, в том числе Шекспировский театр под руководством Ушакова, „Мимикрия“, „Европа“… Мы идем навстречу, помогаем…».

Но что нам предложили? «Сцена на пятом». Этой сценой сейчас активно пользуется «Буриме» и «Мимикрия». Вот еще и наш театр туда не хватало поселить! Они там тоже на «птичьих правах», на самом деле. Руководить театром в таких условиях невозможно. Все время находишься в состоянии подчиненного, который постоянно должен доказывать, в чем суть театрального творчества, кланяться, унижаться, терпеть, выполнять какие-то заказы, упрашивать разрешить нам остаться допоздна, не обращать внимания на шум. Но это невозможно, театр так не делается.

В Тюмени есть масса заброшенных зданий. Мы просили: отдайте нам эти здания на правах социальной аренды, или еще как-нибудь, мы отремонтируем, сделаем маленький театр. Причем, некоммерческий театр… Но нет. Из соответствующих департаментов приходили ответы с дифирамбами на нескольких листах и отказом в конце. Чиновникам наше творчество неинтересно. Галочки поставлены где надо — это и есть культурная работа. Они, конечно, делают много хорошего: музеище отгрохали, еще что-то…, но нам-то от этого не легче — самостоятельно сейчас вопрос получения какого-то угла нашему театру не осилить. А вопрос этот созрел давным-давно. От этих бесконечных унижений накопилась усталость.

Вы считаете, в Тюмени мало театров? Нужны еще?

— Однозначно! Я люблю Тюмень, я никуда не хочу уезжать отсюда. Это хороший город, перспективный, но он… некультурный что ли. «Тюмень — столица деревень», к сожалению, этот принцип остался. Надо какими-то активными действиями пытаться это изменить. Конечно, театров должно быть много, чтобы молодежи было, что выбрать. А у нас какой выбор? Драма и «Ангажемент». В «Куклу» молодежь не ходит, и в «Ангажементе», в основном, детские спектакли. Получается, что ниша молодежного театра занята такими «шарашками», как наша, и зрители с удовольствием ходят, залы всегда полные.

Вы же говорите, Тюмень некультурная. Может, потому и нет театров, что публика не готова?

— Возможно, но по мысли Станиславского, надо воспитывать публику, готовить ее к театру. И для этого у нас есть хорошая предпосылка — мы самофинансируемся и не делаем из театра коммерческий проект, все спектакли у нас убыточны, прибыль нас не интересует — только зритель. Мы себе можем позволить заниматься тем, чем хотим. Возникла идея, например, сделать спектакль для слепых, увести театр из его визуализации, убрать картинку. И нам никто не может это запретить, потому что это наша идея, наши средства, наше время, все наше.

Из-за отсутствия собственной базы вы отказались от масштабных проектов?

— Да, сил, средств и нервов на то, чтобы организовывать большие спектакли, уже не осталось. Хотя у нас есть очень много идей, которые сейчас не реализуются только потому, что требуют много сил, большие залы, а следовательно, большие деньги.

Но мы не унываем, у нас творческие планы на 2 года расписаны. Очень надеемся, что осенью спектакль по произведениям Саши Черного будет ставить Элеонора Парфенова. В данном случае я хочу быть только актером.

Есть безумная идея — очередной эксперимент. Сейчас я хочу какую-нибудь трагедию Шекспира поставить в виде моноспектакля. Большую трагедию — в исполнении одного актера. Я порылся в интернете, посмотрел журналы театральные — нигде не нашел, чтобы какие-то фундаментальные пьесы пытались поставить художественными средствами одного актера. Это обычно просто читка, как у Филатова, например. Но я хочу это сложнее сделать, чтобы был полноценный спектакль на большой сцене, с декорациями, светом, звуком. Не знаю, как это получится, но перспектива меня будоражит. Конкретных решений пока нет, но сама мысль, головоломка греет.

Шекспировский театр продолжит ставить Шекспира?

— Я хочу сделать спектакль-беседу на тему: «А был ли Шекспир?». Рабочее название спектакля: «Шекспира нет». Эта тема всех интересует, она периодически всплывает, я оброс уже кучей статей, книг, видеоматериалов на эту тему, и хочу это все компилировать и сделать документальный спектакль.

Увидим ли мы когда-нибудь долгожданного «Гамлета»?

— Теоретически спектакль разработан, все подготовлено, вопрос опять-таки в деньгах. Поскольку спектакль не камерный, требующий большой сцены. Это один из наших фундаментальных проектов, в которые я готов с головой окунуться и отдать все силы. Во-первых, это одна из величайших пьес, и мы ее интерпретируем нестандартно. Каждый режиссер, который берется за Шекспира вообще, а в частности, за «Гамлета», всегда пытается привнести что-то новое. А пьеса это позволяет. Мы нашли такую стезю, которую еще никто не рассматривал. У нас Гамлет — мальчик, ребенок, который брошен в горнило междоусобиц, подковерной борьбы. Спектакль ориентирован на подростков и молодежь. Маловероятно, что в Тюмени подросток 14–15 лет, увидев афишу «Гамлет», возьмет и пойдет на спектакль. Но если он увидит, что Гамлет — это он, тоже подросток, это другое дело.

У нас социально ориентированный спектакль. Некоторые песни Шевчука, который с энтузиазмом согласился с нами сотрудничать, кажется, специально написаны для этой пьесы. Мы когда с ним разговаривали, лет 5 назад, рассказывали, что спектакль про Россию, про ее проблемы. И за те 5 лет, что мы готовим спектакль, проблемы не исчезли, а только усилились.

Шевчук сейчас опальный певец. Но нам терять-то нечего! Так что если только появится финансовая поддержка, сразу же, моментально мы арендуем какой-нибудь зал и работаем в нем!

Профессиональный интерес был первичен, когда вы создавали спектакли для глухих и слепых? Или вы, прежде всего, стремились приобщить эту категорию людей к театральному искусству?

— Я не могу сказать, как точно возникла эта идея. Все творческие идеи эфемерны, непонятно, когда они рождаются. У нас нет такого, как в спорте, когда азарт и есть основной движитель. Это второстепенно. Но и сказать, что мы любим и жалеем этих несчастных людей… Ничего подобного. Во-первых, мы их не жалеем. Сейчас у нас утвердилось понимание того, что это не ущемленные в чем-то люди, это просто другие люди. Как иностранцы в чужой стране. Есть еще миф, что эти люди совсем обделены, мол, государство ничего не делает для инвалидов, или все делается формально! Да! У нас много чего делает формально, для галочки. Но мы понимаем, что сейчас хаять государство, это не то, чем нужно заниматься. Есть проблемы у инвалидов, которые требуют доработки, их огромное количество, но есть и те, что решаются. Вот театра для этих людей нет.

Слепые люди, например, любят театр, они посещают постановки в драме, но для них это своеобразный радиотеатр. Они приходят с сопровождающим, который им на ушко нашептывает «Там стоит девушка, на ней красное платье». Но это все не то. На них постоянно шикают во время спектакля, специальных мест для них нет. А почему не сделать несколько мест для слепых, с наушниками, куда бы специальный актер комментировал происходящее? Плюс, по их собственным словам, в нашем театре актеры не умеют говорить. Профессиональные актеры не умеют разговаривать! Слепые говорят: «Мы выходим из театра и не понимаем ничего! Абракадабра!». Они острее это чувствуют, потому что зрячий человек может плохую речь компенсировать картинкой, а они нет.

Поэтому мы в наших спектаклях убираем «четвертую стену», у нас зритель — это участник действа, который может потрогать, пощупать, понюхать, услышать рядом с собой разговор, пообщаться.

Вы довольны своей последней работой — «Сказки старого тролля»?

— Авторы редко довольны своими работами, но в данном случае я удовлетворен. И дети, и родители, которые на спектакле побывали, довольны и хотят еще. Дети — они непосредственные, моментально вливаются в процесс, начинают спорить с актерами, что-то доказывают, кричат. И этот час, который длится спектакль — это что-то неописуемое! Актеры — молодцы. Ситуация меняется каждую секунду, нужно быть импровизационным актером. Тролль — Саша Ханжин — он прирожденный рассказчик, он с таким удовольствием это делает, что в конце дети лезут обниматься! И другие наши актеры — Юра Геркул, Катя Матюшкина, Катя Августеняк — просто великолепны!

В этом спектакле хлопков, аплодисментов нет — они просто не нужны, у нас зрительская отдача идет физическим контактом, дети тут же обнимаются, кто-то плачет, кто-то смеется, тролля, дракона, колдунью, портняжку все жамкают, проводника — Ксюшу Семенову — берут за ручки… Актеры выходят изможденные, все мокрые от этих тяжелых костюмов, но такие довольные! И вот именно в это мгновение думаешь: ради этого, ради нескольких минут все и затевалось. Это и есть наше творческое счастье.

Беседовала Надежда Корнеева