Умка: Музыкант должен быть честным

Еще в 1986 году на свет появились такие ее хиты, как «Калифорния», «Где я теперь?», «Игральный автомат», «Автостопный блюз». Так что Умка — это настоящий мамонт русского андеграунда, который, однако, вымирать совсем не собирается. Ее сравнивают то с Патти Смит, то с Дженис Джоплин, но Умка — явление в музыке отдельное. Песни группы аранжированы в стиле американо-британского гитарного рока 60-70-х, который варьируется от жёсткого ритм-энд-блюза до психоделии, а-ля Grateful Dead. Умку с радостью принимают как в России, так и за рубежом, и концерт в «Капкане» не стал исключением.

Интервью

Даже мельком взглянув на Умку, понимаешь — свой человек, безо всякого намека на «звезданутость». Ставим напротив друг друга лавочки и начинаем болтать. Легко, непринужденно, весело…

Будете играть квартирник в Тюмени, или сразу после концерта на поезд?

— К сожалению, не успеваем. Через пару-тройку месяцев поедем опять в эту сторону, и тогда устроим квартирник. Сейчас хотим поскорее продать в добрые руки нашу виниловую пластинку, стоить он будет около 20 баксов. Ну, что поделать, нам с этих денег надо «отбить» расходы лейбла. Зато CD-альбомчики я могу дарить всем, кто мне приглянулся.

Музыка определяет стиль жизни музыканта? То есть, если ты играешь регги, значит ли это, что ты должен курить траву?

— Как можно играть регги, если ты никогда травы не курил? Это вранье какое то, а музыка должна быть честной. Или вот, если ты поешь, что ветер вырывает из рук последние деньги, то будь любезен, знай, что такое голод.

Можно петь на концерте про секс, драгс и рок-н-ролл, а потом идти забирать ребенка из детского сада?

— Конечно, можно, если в прошлом у тебя был и секс, и драгс, и рок-н-ролл. Если все это было, то останется с тобой на всю жизнь. Ну, секс-то точно был, детей без секса не бывает, я знаю.

Отличается ли провинциальная публика от столичной?

— В некоторых городах на периферии гораздо более понятливая публика, чем в некоторых центровых городах. Наша публика — везде наша. Тем более, что все так перемешано: в Москве и Питере очень много приезжих людей. Немножко более «задолбанная» публика в центрах — они пока сообразят, что пришли на концерт, проходит полчаса. Здесь посвободнее, потеплее, поспокойнее. Вокруг Москвы, в нечерноземной России народ совсем спокойный, тихий и зажатый. Они сидят, чего-то слушают… А на Украине очень веселые, горячие, и в Сибири люблю выступать.

Существуют стереотипы восприятия Умки. Они отличаются от реальности?

— Да. Керуак писал о том, что он ведет затворнический образ жизни, живет с мамой, пишет, а в это время молодежь по всей Америке думает, что ему 26 лет и он постоянно ездит автостопом. Они сделали этот вывод из его романа «На дороге»: там он вечно юный, постоянно перемещается по стране. Например, мне часто говорят: «Мы знаем, что вы часто ездите автостопом. Расскажите о каких-нибудь случаях из жизни». Я последний раз ездила автостопом почти 10 лет назад. А через 10 лет кто-нибудь прочтет мое интервью нынешних времен, где я говорю, что мы почти не останавливаемся, бываем в Москве неделю в год и все время ездим. А мне будут говорить: «А мы знаем, что Вы все время ездите». А я скажу, что живу где-нибудь на ранчо в Южной Калифорнии.

Вы бы хотели жить в Америке?

— Мне очень нравится в Америке, но приезжать туда время от времени, а не жить постоянно. Я бы хотела жить в Америке, если бы я там родилась.

Веня Дркин как-то спел: «или семья, или рок-н-ролл». Вы разделяете такую позицию?

— Да, в этом есть доля истины. По крайней мере, я сначала вырастила ребенка, а потом вернулась на сцену. Невозможно уделять много времени семье, когда ты постоянно на гастролях. Мне, впрочем, в этом деле проще, потому как семья у меня с моим гитаристом.

Можно ли сказать, что русская поэзия повлияла на ваше творчество?

— У меня два любимых поэта — Мандельштам и Введенский. Из современных мне нравится Александр Еременко, и вот он тоже, скорее всего, повлиял, но не на песни, а на стишки, которые я иногда пишу. Что же до песен, то я считаю поэзию делом, далеким от рока. Если стихи положить на музыку, то в лучшем случае получится авторская песня.

Есть ли у Вас песни, которые Вы устали исполнять?

— Большинство. Постепенно вычленяются вещи, которые хочется играть постоянно, на них можно поимпровизировать, разойтись, чтобы было интересно. А какие-то более жесткие по структуре вещи мы не играем. Некоторые песни устарели по смыслу: я не могу ощутить эмоцию, которая там была, если же я ее спою — это будет вранье.

Кем вы хотели стать в детстве?

— Я хотела прославиться, потому мечтала стать эстрадной артисткой, но потом поняла, что для этого недостаточно красивая. Если бы я в детстве знала, что бывает рок-музыка, я бы, конечно, изначально хотела быть рок-музыкантом.

В юности у вас были люди, на которых хотелось равняться?

— Да, например, Высоцкий. Или, мне еще часто снился Игги Поп. Но я этим людям не поклонялась. Можно сказать, они мои друзья, пусть лично мы и не знакомы. Но как-то сразу понимаешь, что если бы познакомились, то сразу бы подружились.

Бывает, что музыка к вам приходит во сне?

— Да, раньше такое часто случалось. Вообще, это достаточно неприятный процесс, потому, что голова после таких снов раскалывается. Боль страшная, прям жить не хочется. Но обычно это того стоит.

Случается ли, что вы поете и играете на улице?

— На это обычно нет времени, мы ведь постоянно на гастролях. Но если я вижу хорошего человека с гитарой, и он просит меня спеть пару песенок, то спою с большим удовольствием, не обломаюсь.

Вы не первый раз приезжаете в Тюмень. У Вас сложился какой-нибудь образ нашего города?

— Мы очень давно начали приезжать в Тюмень, и она каждый раз разная. Это один из первых городов, куда мы приехали на гастроли — на «Сирин» в 1998 году. И практически каждый год сюда ездим. Первый раз, когда сюда приехали, мне так понравилось, потому что я первый раз была в Сибири, и мы застряли тут на неделю. Шел снежок, Тюмень была тогда более патриархальная, тихая — все было очень уютное. И очень приятно было, что снаружи холодно, а внутри тепло.

Какая у вас была самая страшная «вписка»?

— Это было зимой 1986 года, тогда мы вписывались в Питере с товарищем по имени Чапай. И вот нам сказали, что из квартиры надо проваливать, потому что пришла бабушка. Нас отвели на чердак. А чердак грязный, темный и холодный. И тут еще пьяный Чапай, который тут же рухнул в какую-то кучу мусора и уснул. Ну, я улеглась на Чапая, как на матрас, и тоже поспала. Или, не так давно, всего пару лет назад, нас пригласили на вписку. Сказали «там даже гамак есть!». Мы приходим, и видим такую картину — голая комната, бетонный пол и висит одинокий гамак.

Вам есть, за что не любить ментов?

— Те менты, которых я не люблю, уже, наверно, сдохли давно. К нынешним у меня никаких претензий нет, но, если я вижу, что ко мне идет мент, в моем кармане сразу начинают шевелиться 500 рублей. И что бы он у меня не спросил, я знаю, что в кармане есть ответ. Вообще, пока у нас в стране процветает коррупция, все будет хорошо. Ты точно знаешь, что сколько стоит.

Как вы считаете, хипповская культура сохранилась в России?

Умка (взглянув на хайра, феньки и майку с портретом Джона Леннона на корреспонденте):

— А пойди, в зеркало посмотри… Конечно, сохранилась. А куда ж от нее деваться. Хиппи в России это больше, чем просто хиппи. Это не молодежная мода, это целое откровение.

Булатов Михаил

Фото Ольги Ярковой