Алексей Шляков: Рок как феномен сдох, рэп — вот движущая сила бунта сейчас

Название группы «НЕва» расшифровывается как «Новое Евангелие». В таком случае, что вы пропагандируете?

— Собственно говоря, мы — посредники, медиаторы, слово-то божье уже известно. Но я думаю, что в сегодняшней ситуации не лишним будет напомнить человеку о традиционных и устойчивых ценностях, которые мы теряем. Они могут быть сохранены только в рамках православной традиции. Унижает ли эта фраза другие конфессии? По-моему нет, по той простой причине, что православие — это то вероисповедание, в котором есть четкая структура, и она не изменяется со временем. В других конфессиях видны изменения и ответвления.

Современное население представляет собой сборище глобальных кочевников. Если традиционная культура привязывала человека к одному месту, к Богу, к отцу, к Родине, то сегодня это считается посягательством на свободу.

Поэтому мы сегодня не настаиваем на первоначальном варианте названия, оно было, на мой взгляд, совершенно дикое и нелепое. Это проявление юношеского максимализма, это своего рода был протест против системы, которая отрицает Бога. Ну и таким образом позиционирование себя. А вообще, не нравится мне слово пропаганда, ведь оно подразумевает некое насилие, навязывание. Мы просто говорим и рассказываем, что есть сущее, должное, и как оно должно быть. Но это не наш взгляд правильного поведения. Это взгляд написан в Новом завете Иисуса Христа.

3 ноября «НЕва» представила свой новый альбом «Наследие номада». Какова его основная идея?

— «Наследие номада» — это концепция постмодернистской мировоззренческой системы и философии, это оппозиция оседлому человеку. Ведь есть оседлый человек, а есть номад-кочевник. Современное население представляет собой сборище глобальных кочевников. Если традиционная культура привязывала человека к одному месту, к Богу, к отцу, к Родине, то сегодня это считается посягательством на свободу. И даже наоборот: если человек пытается связать всю свою жизнь с одним местом, с одной работой, то это считается достаточно ущербным. В результате не то что одно поколение, а глобальное сборище номадов, которые не только сегодня, но и в будущем будут составлять планету. В итоге возникает такая ситуация, что и мы, представители традиционной культуры, так или иначе кочуем из одного культурного пространства в другое.

Что оставляет после себя номад? Номад оставляет лишь след, не более того. А он разрушается. Может ли номад создать наследие? Ну, может, если мы под наследием понимаем уносящийся в бесконечность песок, который размывает эти следы.

Рок-н-ролл — это глубоко фашистское тоталитарное государство. Оно в принципе создано для освобождения человека, но человек построил себе идола и в итоге стал зависим от него.

И в общем-то этот альбом должен был показать, что приобрел я, как кочевник, то есть что я в себе накопил и что я могу оставить после себя. То есть опять же являюсь и субъектом наследия, и объектом наследия, и коплю с одной стороны, и даю своим потомкам. Совокупность вот этих ценностей, которое мне оставило прошлое и которое я хочу оставить своим детям, и укладывается в концепцию «Наследие номада». Наследие, которое в принципе превращается в песок, в шум, в шорох в мозгах и не более чем.

Сейчас вы пишите докторскую диссертацию на тему «Онто-гносеологические аспекты номадизма». Это как-то связано с новым альбомом?

— Ну, это рабочее название. К счастью, или наоборот, к сожалению, я всегда занимаюсь тем, что я люблю. Если я люблю философию, то я занимаюсь философией. Люблю рок-н-ролл, я занимаюсь рок-н-роллом. В рамках научных сфер мне тоже случилось выбирать. То есть тема глобального кочевничества возникла сама по себе. И, безусловно, она связана, потому что если я живу этой темой и нахожу ее проявление в повседневной жизни, то мне хочется об этом говорить не только на уровне кафедральном, академическом, но и на уровне сценическом. Так что да, кончено, связано, но нет прямой линии. Я вообще считаю, что было бы достаточно странно, если бы это не находило какого-то отражения.

То есть вы не отделяете рок-н-ролл от своей академической деятельности?

— Я только собирался сказать, что и то и другое, есть акт творчества, которое абсолютно свободно, а потом тут же меня постигла мысль, что нет, ничего подобного, ведь в академическом направлении всегда существуют рамки, за пределы которых ты не можешь выйти. И тут же пришла новая мысль: а разве в рок-н-ролле не существует таких рамок? Рок-н-ролл — это глубоко фашисткое тоталитарное государство. Оно в принципе создано для освобождения человека, но человек построил себе идола и в итоге стал зависим от него. Например, он должен одеваться определенно и никак иначе.

Но если ему это нравится, то разве это не свобода?

— Думаю, заметно, что контингент, который почитает рок-н-ролл, напрямую связан с избеганием этого. А получается, что если я отстаиваю свободу быть грязным, лохматым и неряшливым, то я не имею права отбрасывать свободу быть аккуратным, выбритым, причесанным. И то, и другое должно быть в одинаковой мере.

Но если ему нравится быть чистым, аккуратным и причесанным, то это же уже свобода?

— Разумеется. И если он вхож в рок-н-ролл, то честь ему и хвала. Возвращаясь к изначальному, и то, и другое имеет определенные рамки, но эти рамки не лишают нас свободы, как в академическом творчестве, так и в рок-н-ролльном. Как и в академическом пространстве, так и в рок-н-рольном существует свой язык, своя терминология, которую вы обязаны говорить: «фенечки-рюшечки», «ништяк», «шувайка» и так далее. Так что я думаю, что любой акт проявления творчества — это единственная форма проявления свободы, в каком месте эта свобода будет проявляться, уже не имеет значения. Будет ли это наука как акт творчества, будет ли это рок-н-ролл, разницы нет.

Хотя мой научный руководитель считал, что наука творчеством не является, и я с ним соглашался. Потому что творчество — это есть результат созидания из небытия в бытие, в основе которого лежит исповедальность. А наука ничего не создает, она лишь открывает то, что уже существовало до нас: «Закон всемирного тяготения» действовал до открытия его Ньютоном, «Закон Кулона» существовал до Кулона, так что мы не созидаем, а всего лишь открываем.

А ведь творчество может быть тоже открыто. Например, жанр музыки инди-поп, смешанные между рок-н-роллом и попсой.

— Это уже не творчество, а механическое соединение. То есть если я пришил красную пуговицу на синий пиджак, я говорю, я дизайнер. Сотворил ли я чего-либо? Нет, я взял то, что уже существует. Это механический переплет. А механика — это раздел техники, но не раздел творчества. Техника и творчество не враждуют между собой. Техника ведет к цивилизации, а творчество ведет к культуре. Рок-н-ролл — это раздел культуры.

Наука ведет, к сожалению, в большей степени к цивилизованности, к технике. Поэтому то смешение, которое произошло после Земфиры, ну может быть, даже после «Мумий Тролля» — это данность, это естественный акт. Можно его оценивать позитивно, можно критиковать его. Но это случилось. Создало ли это что-то новое? Нет, не создало. Потому что это механика. И фолк точно так же пришел в рок-н-ролл, появилось вроде бы нечто, но самом деле нет.

А может быть, и нет никакой первозданной субстанции, которая называется рок-н-ролл и которая называется поп. Потому что если мы прослушаем советское творчество, советскую эстраду, то это не попса, это великолепные шедевры и песенного, и театрального творчества. И некоторые вещи, если мы возьмем песни хотя бы из мультфильма «По следам бременских музыкантов» — это же рок-н-ролл, это же такая вообще драйвовая вещь, мало кто из современных авторов может таким похвастаться. Советская культура — пожалуйста. Недаром же уважаемые и авторитетные в рок-н-ролле люди глубоко ценили творчество советской эстрады. А инди-поп, кстати, до сих пор не знаю, что такое.

Наша национальная идентификация базируется на слове. Вся западная культура очень профессиональна. Но для нее слово вторично. Очень мало образцов западной рок-музыки, где видно трепетное отношение к слову.

Вы поете фолк-рок. Только что вы сказали, что это механическое соединение. Получается, что вы не занимаетесь творчеством?

— Нет, мы занимаемся творчеством, просто компиляция стилей сама по себе не является творчеством. Не пришло бы в голову, не пришло бы в дух обращение к истокам, ну и Бог с ним, это не мешает же заниматься вам каким-либо творчеством. Мне сейчас-то кажется, что первичным является выбор стиля, а уже вторичным подгонка своего внутреннего мира и восприятие под эти стили. Ведь нет такого: «А давайте играть дет-металл!» «А давайте играть!» «Значит, клавиши нам уже не подойдут, скрипки тоже долой». Мы же не даем название этому. Это уже журналисты или критики так или иначе оценивают и называют стиль творчества. А вот любой исполнитель, не важно, сколько он лет в рок-н-ролле, вчера ли взял в руки гитару или двадцать лет назад, он скажет вам «я не знаю, в каком стиле мы играем, мы играем свое что-то». Вы хотите сказать, что до вас этого не было? «Ну, может, это и было, мы играем альтернативу». Альтернативу чему вы играете? «Ну, в общем, это типа как бы… Короче, песни за нас сами расскажут…»

В западный андеграунд приходили изгои общества, люди ни на что не способные, люди, которые занимались отрицанием ради отрицания самого по себе. А вот русский андеграунд возник из сферы высоких эрудитов, интеллектуалов, людей очень одаренных.

В примере, который вы привели, скорей первичен сам текст песни, а не музыка. А в вашей группе как?

— Я вообще музыку с детства ненавижу. Считаю, что это шум. И если бы мы жили в 60-ые годы, я бы выходил спокойно и читал свои неудавшиеся рифмы. Но человек — это такая избирательная тварь, которая быстро привыкает к повторяемости. Ему нужно нечто новое, и сначала просто чтение стихов мало — нужно подложить какую-то музыку. Хорошо, подложили. Он опять привык. Теперь нужен ритм. Сделали ритм. Мало! Бэк-вокал, подтанцовка, потом шоу и так далее. Я неоднократно говорил, что наше начало — это первые строки Иоанна Богослова в «Евангелии» — сначала было слово, и слово было у Бога, и слово было «Бог». Наша национальная идентификация базируется на слове. Вся западная культура очень профессиональна. Но для нее слово вторично. Очень мало образцов западной рок-музыки, где видно трепетное отношение к слову. Мы можем Джима Моррисона выделить, еще там парочку-троечку. Но это исключительные персонажи.

Наш основной контингент — ностальгирующие слушатели, которые в свое время, в начале 90-х, ходили в рок-клуб «Белый кот», где наша группа довольно часто появлялись.

В западный андеграунд приходили изгои общества, люди ни на что не способные, люди, которые занимались отрицанием ради отрицания самого по себе. А вот русский андеграунд возник из сферы высоких эрудитов, интеллектуалов, людей очень одаренных. Возьмем таких великих музыкантов, как Панов, Неумоев, Летов — это были высокие эрудиты, образованы, начитанны, собственно говоря, в текстах это и прослеживается. Именно одаренность рождала рок-н-ролл.

Сегодня быть образованным, наверное, уже не модно. Может быть, сейчас это и обратно возвращается, но вот с 90-ых до начала нулевых годов это было. Пытается создать политика образ образованного человека, но делает это чрезвычайно неумело. Государство считает, что только деньгами можно привлечь к этой фигуре. А дает ли высокое образование гарантию вашего экономического благополучия? Ну, конечно же, нет. Даже мы, работники высшего образования, закрыв глаза, говорим студентам: «У вас нет будущего»… И это не зависит от университета. Это всеобщая тенденция. Сколько человек выпускается ежегодно с каждой специальности? Около сотни. Есть столько рабочих мест? Нет.

Подросткам от 11 до 16 лет на мой концерт ходить нельзя. Потому что они мечутся в выборе своего будущего, в идентификации себя.

Кто, по-вашему, слушатель «НЕвы»?

— Во-первых, это всегда интеллектуалы, а им можно стать только за пределами 23–25 лет после получения образования, хотя я напрямую не связываю ум и образование. Можно быть эрудитом без образования, можно закончить несколько ВУЗов и остаться совершенно пустым.

А кто, по-вашему, интеллектуал?

— Это человек, который ориентируется в картине мира. А картина мира, которую мы сегодня имеем, складывается основных постулатов: механика Ньютона, теория относительности Эйнштейна, теория Дарвина, геометрия Декарта и математика Лобачевского.

Так только интеллектуалы?

— Нет, еще, а это основной контингент, — ностальгирующие слушатели, которые в свое время, в начале 90-ых, ходили в рок-клуб «Белый кот», где наша группа довольно часто появлялись. Ну и третья категория — это праздные и скучающие люди, которым необходимо заполнить духовный вакуум каким-то внешним раздражением, шумом.

«Нужно сразу сказать человеку, собиравшемуся стать музыкантом: „Ты готов вообще нищенствовать?“ Если да, то тогда ради Бога, играй».

Людей последней категории много?

-Да, а чему тут удивляться? Умных, достойных людей всегда мало, и слава Богу. Это естественный закон. Большинство, оно какое? Оно глупое. Если умный человек попадает в толпу, что с ним происходит? Он начинает ей подражать.

Если бы вам случилось поставить возрастную маркировку на свой альбом, то, какое это было бы ограничение?

— Думаю, нас можно слушать с любого возраста. Только я бы не рекомендовал, потому что не надо тратить время ребенку на это. Но, удивительно то, что именно на недавний концерт притащился вообще детский сад от пяти и до восемнадцати лет. Бывшие знакомые, бывшие друзья, бывшие музыканты пришли со своими детьми. Оно и понятно — им хотелось показать, чем они в детстве занимались, прыгали на концертах. Но некоторым представителям молодежи кажется это далеко не ретро, а актуальным и сейчас. Так что маркировку на альбом я бы не поставил, а вот на концерт — да. Подросткам от 11 до 16 лет на мой концерт ходить нельзя. Потому что они мечутся в выборе своего будущего, в идентификации себя.

На большом концерте ты бросаешь семя, плюешь слово, а оно как в бездну падает, ты даже отзвука его не слышишь. Как будто перед дырой черной играешь, бездной, которая засасывает, отбирает все силы и не отдает ничего взамен.

То есть если подросток попадет на ваш концерт, он захочет стать музыкантом, а этот выбор вы не одобряете?

— Как одна из причин. Ну что такое музыкант? Музыка не может быть работой. Кто был изначально музыкантом в каком экономическом положении находился? Раньше это были скоморохи, шуты, то есть нищие. С одной стороны, бродячие музыканты. Либо вариант — придворные. То есть если ты говоришь то, что действительно думаешь и то, чем ты живешь, тогда и не требуй ничего взамен. Вот готов кто-то поделиться с тобой пищей, будь добр. Что-то изменилось с того времени? Ничего не изменилось! Либо обсуживаешь господствующий класс, либо ты — нищий. Почему и появился термин «классическая музыка», «классическое искусство»? Это искусство, обсуживающее царей, императоров. Пушкин — это поэт из «классической литературы», обслуживал класс дворянства. Потом появилось советское искусство — либо ты пишешь портреты членов политбюро, либо ты в подвале подыхаешь.

Так вот, нужно сразу сказать человеку, собиравшемуся стать музыкантом: «Ты готов вообще нищенствовать?» Если да, то тогда ради Бога, играй. Но на самом деле тебе это никто и не запретит. Но стоит ли? Поэтому нужно думать, как ты будешь искать хлеб насущный. Я вот, например, занимаюсь педагогической деятельностью, чтобы с голода не умереть, но зато я абсолютно свободен в рок-н-ролле. Хочу — играю, не хочу — не играю. Но я не осуждаю и попсу, которая работает на потребу. Потому что у них нет выхода. Цой, например, тоже: последние годы он пел перед блатными, потому что он стал зависим. И все песни его, творчество — в никуда.

Какие вам больше всего нравится играть концерты? Акустические или электрические?

— Неважно, какой это концерт — акустический или электрический, главное камерный — маленький, клубный, где мне софиты по глазам не бьют, где я вижу человека, который сидит напротив. Так я могу ориентироваться, донес ли я свою мысль или нет. На большом концерте ты бросаешь семя, плюешь слово, а оно как в бездну падает, ты даже отзвука его не слышишь. Как будто перед дырой черной играешь, бездной, которая засасывает, отбирает все силы и не отдает ничего взамен.

Разница в возрасте между вами и участниками «НЕвы» не мешает?

— Наверное, да, мешает. По той простой причине, что из-за хорошего воспитания молодые люди, играющие с нами, испытывают чувство уважения к взрослости, к старости. И поэтому зачастую они нам, может быть, прощают некоторую однообразность в аккомпанементе, в аранжировке. Им бы наверняка хотелось внести какую-то долю нового, интересного, оригинального, но скорей всего они стесняются. Вот в этом плане да, мешает. А так, в принципе, мы пытаемся вывести их из этого состояния. Всегда приветствуется что-то новое, ведь оно же во благо.

Я не могу играть с людьми, которые мне духовно не близки, только с единомышленниками. Он может быть плохим музыкантом, но он обязан быть единомышленником. Работать с профессионалами, великолепными музыкантами — это такое вдохновение, но после этого чувствуешь какое-то духовное опустошение, как будто тебя обокрали, и ты не знаешь, кто. Так что тут надо решать — либо отдаться профессионалу, который легко сделает все, либо дилетанту, но который понимает тебя, понимает, что ты хочешь сказать.

Стаж «НЕвы» уже почти тридцать лет…

— Кошмар! Рокер должен быть молодым и умереть молодым. Так считали и Джим Моррисон, и все остальные.

А The Rolling Stones до сих пор играют, собирают полные залы на своих концертах, зарабатывают деньги.

— Это смешно же. И вот именно — получают деньги. А рок-н-ролл должен души будоражить, должен ломать судьбы людей, у него функция такая. Рок-музыка — это музыка для молодежи, потому что бунт и протест — это удел молодых. Все старое уже приобретает статус бюргера. 35–40 лет — я должен остепениться, задуматься о том, что я накопил.

Но ведь в итоге те подростки, которые прыгали на концертах «Nirvana», вырастают в 40-летних женщин и мужчин.

— Да, поэтому у каждого поколения должен быть свой современник. Цой вырастил свое, Летов — свое. А последний — это вообще феноменальная личность, потому что тоже вовремя ушел, но не сказать, конечно, что он был молод. Но вот за ним шло и взрослело всё поколение.

И так что стаж группы говорит о том, что мы еще что-то не сделали, но это из года в год все сложнее. Потому что с одной стороны тебе хочется говорить то, что ты хочешь, а с другой стороны ты вынужден делать себе скидку на того, кто тебя будет слушать. Либо это твои ровесники, но они уже хотят от тебя старые хиты, чтобы приятно вспомнить молодость, либо это молодежь. Но последним уже нужно что-то новое, а на каком языке это говорить? Рэп — вот сейчас великая движущая сила бунта. Рок как феномен все, сдох уже давным-давно, потому что рок-музыка может существовать только в момент оппозиции попсе.

В наше время есть, кому радовать людей — «Камеди клаб», КВН. Так что на сегодняшний день задача музыканта — это печалить.

Вот когда существовала официальная попса, вот тогда возникла рок-культура. Причем даже не попса — ВИА, вот против чего возник рок. Существовали вокально-инструментальные ансамбли, рок не протестовал против эстрады. Советская эстрада была достойная во многом. Даже та самая Алла Пугачева, в начале своей карьеры, творила бесконечно искренние вещи. Но вот появляется ВИА. Чуваки с гитарами, которые поют «Мой адрес ни дом и не улица, мой адрес Советский союз». Смешно. Возникает оппозиция — рок. Но вот ВИА нет, эстрады нет. Есть целиком коммерческое поле деятельности. И назовись ты хоть трижды рокер, но если ты находишься в этой обойме, какой ты к черту рокер?

В 2013 году вы заявили, что главная миссия музыканта — это радовать людей. Как вы считаете, вы эту задачу выполняете исправно?

— Сейчас я уже не соглашусь с этим утверждением. В наше время есть, кому радовать людей — «Камеди клаб», КВН. Так что на сегодняшний день задача музыканта — это печалить.

А есть такая задача — заставить людей о чем-то задуматься обратить их внимание на проблему? Как вообще считаете, ваши песни сложные?

— Мне кажутся они доступными, потому что я сам говорю на этом языке. Чтобы понять текст песен обычному человеку, не нужно каких-либо интеллектуальных затрат. Я стараюсь такие места, которые могут вызвать сложность, окрасить в фонетический музыкальный ряд, чтобы он дал соответствующее пояснение. Одновременное восприятие музыки у людей рождает эмоцию. От эмоций человек уже может оттолкнуться и трактовать далее в рамках своего мировоззрения. Но первична это будет все-таки эмоция. Поэтому, не скажу, что сложна, но и не могу сказать, что это предельно просто.

Задача поэта — написать так, чтобы было понятно простому народу. Взять хотя бы Пушкина. В чем его гениальность, которую я признаю, так это в том, что он как дышал, так и писал. Не выдумывал никаких замысловатых слов, его стихи были абсолютно просты и понятны. Так вот именно эта очевидность и является достижением. Как так описать свои душевные переживания простыми словами, которые мы используем в повседневной жизни? Это величайший дар. И никто после него не смог этого повторить.

Фото: Карина Ильина